Юрий Окунев — известный ученый в области теоретической радиотехники, автор монографий, научных статей и патентов по кодированию и модуляции сигналов на русском и английском языках. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации в Ленинградском элетротехническом институте связи, где многие годы возглавлял научно-исследовательскую лабораторию в области радиосвязи. С 1993 года работает в телекоммуникационной индустрии США. В 1997 году опубликовал монографию «Phase and Phase-Difference Modulation in Digital Communications» (Artech House, Boston).
К 75-летию Санкт-Петербургского государственного Университета телекоммуникаций им. проф. М.А. Бонч-Бруевича
Воспоминания, если они пишутся не по заказу, — дело сугубо личное. Без претензий на обобщение и исторический охват — просто то, что вспомнилось. Мне о Бонче — уж позвольте так, с нежностью называть солидного Юбиляра — писать совсем не легко, ибо с ним связана вся моя жизнь. В памяти так много событий и людей, триумфов и провалов, комедий, драм и трагедий — где взять времени и таланта, чтобы описать все это на протяжении полувека.
Хочется рассказать о знаменитых студенческих вечерах в Актовом зале Бонча в конце 50-х, о вечерах, на которые мечтали попасть все стиляги с Невского. Хочется описать творческий вулкан научной школы Бонча 60-х годов. Хочется рассказать о постепенном сползании Бонча в болото застоя в 70-х и о том, какая "руководящая и направляющая" сила стояла за этим процессом. Хочется оценить по достоинству тревожные 80-е и нервные 90-е...
Много о чем хочется рассказать, и много о ком... О блестящих мужчинах и прелестных женщинах Бонча, но также и о его подловатых партийных кapьеpиcтах... Жизнь Юбиляра была сложной и противоречивой, и из песни слова не выкинешь. Достанет ли времени и сил обо всем этом написать? А пока — несколько сугубо личных юбилейных зарисовок без всякой связи или систематизации...
Научная школа Бонча
Я окончил факультет Радиосвязи и радиовещания в далеком 1960 году, когда институту справляли 30 лет от роду. Был тогда Бонч молодым и веселым парнем, у которого все впереди и которому все по плечу. А происходило это ощущение не столько от молодости Юбиляра, сколько от интеллектуальной мощи коллектива. Меня учили выдающиеся ученые, профессора: Павел Васильевич Шмаков, Исай Герцевич Кляцкин, Марк Павлович Долуханов, Григорий Абрамович Зейтленок, Елизавета Владимировна Вороновская, Александр Михайлович Заездный, Лев Моисеевич Гольденберг, Владимир Борисович Романовский, Исаак Моисеевич Меттер и... всех не перечислишь - прошу прощения у памяти тех, кого не упомянул. Позже пришли Лев Матвеевич Финк, Николай Никитич Буга, Александр Федорович Белецкий, Валерий Иванович Коржик... Поверьте, в те годы не было в Советском Союзе более мощной радиотехнической школы, чем школа Бонча!
А была создана эта школа волей и силой одного человека — Константина Хрисанфовича Муравьева. О Константине Хрисанфовиче — моем первом ректоре и старшем наставнике я всегда вспоминаю с большой теплотой в сердце, хотя был он человеком жестким, а подчас и грубым, но никогда подлым. Генерал-лейтенант войск связи Муравьев был вполне под стать пышущему здоровьем Бончу - полный, слегка выпивший с утра армянского коньяку, энергичный, всегда уверенный в себе. Последнее и подвело — не заметил Константин Хрисанфович, как его фронтовой друг Леонид Ильич Брежнев сменил курс. Новая партийная власть сняла Муравьева с ректорской должности и отправила на "заслуженный отдых". Через несколько месяцев я как-то увидел в узком коридоре Бонча маленького, сухонького старичка и едва узнал в нем бывшего ректора. "Константин Хрисанфович, здравствуйте!" — воскликнул я и обнял его за плечи. "Юра, спасибо, что признал", — сказал Константин Хрисанфович и заспешил мелко вдоль стенки — больше я его никогда не видел.
С уходом Муравьева в Бонче, как и во всей стране, началась эпоха застоя. О последовавших за ним ректорах как-то и вспоминать не хочется - за Бонч обидно. Каждый новый ректор отличался тем, что был хуже предыдущего. Так продолжалось до Мстислава Аркадьевича Сиверса, который на излете советской власти попытался освежить застойный воздух Бонча 80-х годов.
А о научной школе Бонча я всегда вспоминаю с благодарностью, и это не пустая фраза — все, чего я достиг в науке и в Советском Союзе, и потом в Соединенных Штатах, уходит корнями в научную школу Бонча 60-70-х годов. Среди прочегo — монография "Phase and Phase-Difference Modulation in Digital Communications", Artech House, Boston-London, 1997, котoрaя на 90% базируется на результатах, полученных в Бонче.
Да и в обыденной профессиональной работе стоял я всегда на плечах великана Бонча - потому и видел подчас дальше и лучше. Вот любопытный случай из моего американского опыта, который, возможно, будет небезынтересен моим друзьям.
В середине 90-х я работал в системном отделе знаменитой Bell Laboratory фирмы Lucent Technologies. Как-то мой начальник прибежал запаренный и сказал, что через два часа у нас будут заказчики из морского флота и что нужно срочно рассчитать, как далеко от берега можно принимать сигналы наших новых наземных радиостанций. Убегая, он добавил: "Результаты нужны в виде компьютерных таблиц и графиков". У меня от ужаса волосы встали дыбом - формулы распространения радиоволн над морской поверхностью я не помню, и как все это сделать за 2 часа не представляю. Побежал в библиотеку, взял какие-то толстенные справочники - на это ушло полчаса. Начал нервно и торопливо листать незнакомую литературу, ничего подходящего не находя..., но внезапно меня осенило — я же слушал в Бонче лекции Марка Павловича Долуханова, и у меня в ящике стола есть его книжка "Распространение радиоволн". За несколько минут до назначенного времени таблицы и графики были готовы — зависимости дальности связи от мощности передатчика, скорости передачи данных, параметров антенн. Начальник недоверчиво и удивленно просмотрел таблицы и спросил: "Откуда ты это взял?". Я молча постучал пальцем по своему лбу и ничего не сказал ему о Марке Павловиче, учеником которого мой американский начальник не имел чести быть.
Бонч и ЦОС
Русской, не вполне благозвучной аббревиатуре ЦОС соответствует вполне пристойное английское DSP, и расшифровываются они одинаково - цифровая обработка сигналов. Так получилось, вероятно, случайно, что моими близкими друзьями были два пионера цифровой обработки сигналов — профессор Бонча Лев Моисеевич Гольденберг и научный сотрудник Линкольновской лаборатории Массачусетского технологического института Бернард Голд. Гольденберг и Голд не были лично знакомы, но в конце 50-х им одновременно и независимо пришла светлая идея — цифровую обработку можно использовать не только для моделирования процессов на цифровых вычислительных машинах, но и для сoздания радиотехнических устройств, работающих в реальном времени. Эта новаторская идея воплощена в современной технике связи, воплощена так фундаментально, что никто уже давно не помнит, кто ее породил.
Мне посчастливилось прикоснуться к идее ЦОС-DSP в самом ее зародыше в 1959 году. Дело в том, что Лев Моисеевич был руководителем моего дипломного проекта, а проект назывался так: "Программирование для цифровых дифференциальных анализаторов". Я тогда, конечно же, не понимал, что стою у порога великой технической идеи, призванной преобразить радиотехнику, но мой руководитель это понимал и поэтому приказал мне готовить статью для научного журнала. Раз десять переписывал я статью, ибо строг был Лев Моисеевич и не любил халтуру. Это была моя первая научная статья, опубликованная к тому же не где-нибудь, а в главном техническом журнале Академии наук СССР "Автоматика и телемеханика". Впоследствии у меня вышли десятки статей, но первая статья, как первая любовь, не забывается никогда.
С Беном Голдом я познакомился гораздо позже — как все выдающиеся ученые и настоящие интеллигенты, он был прост внешне и глубок внутри, остроумен и любознателен, непредсказуем и обаятелен. Под стать своей фамилии — золотая личность. Научные традиции Гольденберга-Голда... Пусть и впредь развиваются они на нынешней кафедре ЦОС-DSP Бонча, которой заведует еще один мой старинный друг — профессор Артур Абрамович Ланнэ.
Лаборатория Передачи Дискретной Информации
В этом юбилейном году одной из старейших Бончевских научно-исследовательских лабораторий - ЛПДИ - исполняется 40 лет. ЛПДИ была создана заведующим кафедрой Теоретической радиотехники, профессором А.М. Заездным - моим незабвенным учителем и другом.
Было в характере Александра Михайловича что-то от его фамилии - неумолимое стремление вперед и вперед, непрерывное состязание с обстоятельствами и временем, вечная гонка. Он все время придумывал что-то новое. Сейчас от инженеров-разработчиков только и слышишь - алгоритм, да алгоритм... А ведь до Заездного это слово радиоинженеры, да и ученые в области радио и связи, просто не знали. Это он, профессор Бонча А.М. Заездный ввел в радиотехнический обиход логико-математический термин "алгоритм". Был Александр Михайлович, которого ученики называли уважительно и любовно - АМЗ, человеком выдающимся во всех отношениях, но если попытаться назвать доминирующую черту его личности, то это будет - щедрость, которая проявлялась в любых жизненных ситуациях, но в первую очередь, в генерировании и свободной раздаче научных идей.
В 70-х годах, когда дочь АМЗ уехала в Израиль, на него настрочили донос в партком Бонча — мол, профессор Заездный готовит в аспирантуре сплошь евреев. Партком начал считать... Здесь не могу не вспомнить историю, рассказанную в свое время Дмитрием Дмитриевичем Шостаковичем. Однажды, в дореволюционные годы премьер-министр Столыпин озаботился тем, не слишком ли много евреев в Санкт-Петербургской консерватории. На его "встревоженный запрос" директор консерватории, выдающийся русский композитор и педагог Александр Константинович Глазунов ответил с благородным достоинством: "А мы не считаем". Партком Бонча не обладал благородством Глазунова и скрупулезно посчитал кандидатов и докторов наук всевозможных национальностей, подготовленных профессором Заездным. Слава и хвала бывшему парткому Бонча, ибо благодаря его усилиям все узнали, что Заездный подготовил более 60 ученых, и что едва ли не во всех республиках Советского Союза есть его ученики, но евреев среди них оказалось, с точки зрения парткома, огорчительно мало — что-то около 10%.
Профессор Заездный превратил ЛПДИ в крупнейший по результативности научно-исследовательский центр прикладной радиотехники. Здесь были написаны первые в Советском Союзе монографии по теории фазоразностной модуляции и широкополосной радиосвязи, здесь были заложены основы телекоммуникационной системотехники и теории сигнально-кодовых конструкций. Здесь была разработана первая отечественная система цифровой радиотелефонии на коротких волнах — система МС, спутниковая система передачи радиоастрономических данных, устройства морской радиосвязи. Полистайте ведущие мировые журналы по теории связи, просмотрите международные стандарты по мобильным системам связи второго и третьего поколений - везде пестрит английская аббревиатура OFDM. В переводе на русский, это означает: многоканальная система связи с ортогональными сигналами, то есть система МС, разработанная в ЛПДИ Ленинградского электротехнического института связи в 60-70-е годы прошлого века.
Ну, а главное — в ЛПДИ всегда работали очень талантливые люди. Упомяну, уж не обессудьте, только двоих: доктор технических наук Лев Матвеевич Финк и кандидат технических наук Виктор Вульфович Гинзбург — светлая им память.
Я имел честь руководить ЛПДИ на протяжении четверти века. Эта четверть века была самой лучшей, самой плодотворной и счастливой порой моей жизни. И это, неcмoтря на застойные годы, когда мне, в отличие от всех нормальных ученых, пришлось писать и защищать в Бонче две докторские диссертации. Обе были утверждены Ученым советом ЛЭИС практически единогласно при тайном голосовании, и обе были отклонены ВАКом тоже почти единогласно при открытом голосовании. Пaрaдокс? Oтнюдь - закономeрнoе cледcтвие "успешнoй" борьбы компетентных органов c cионизмoм. К счастью для научных результатов, их судьба в конечном итоге зависит не от "компетентных органов", а от животворной практики. С этой точки зрения мне грех жаловаться — Теория фазоразностной модуляции высокого порядка, разработанная в Бонче, вошла отдельной главой в фундаментальный американский учебник по цифровой связи (Marvin Simon at al., "Digital Communication Techniques", Prentice Hall, Chapter 8 - Double Differentially Сommunication). Одна из тринадцати глав современной теории цифровой связи - не такой уж плохой результат.
И сейчас стараюсь поддерживать ЛПДИ, которую возглавляет мой друг Михаил Яковлевич Лесман. Трудные настали времена для российской науки, трудно, а может быть, и невозможно, развивать то, что стало уже историей...
С юбилеем, ЛПДИ! Успехов тебе и счастья твоим сотрудникам!
Дело Шестнадцати
Я не сразу решился написать этот раздел о скорбных делах советских, жертвой которых был и Бонч в целом, и многие его сотрудники. Но, в конце концов, решил - если не напишу об этом, мои друзья, чего доброго, подумают, что у автора прогрессирующий склероз. В жизни многих людей бывшего СССР случались незабываемые, драматические события, когда мощный душевный порыв сталкивался с тупой бюрократической машиной тоталитарного режима. В моей бончевской биографии одним из таких "звездных часов" стало Дело Шестнадцати.
Трагикомедию Дела Шестнадцати можно кратко представить в двух актах. Акт первый: бригада шабашников из шестнадцати доцентов, научных сотрудников и инженеров Бонча едет в свой летний отпуск на заработки в город Старая Русса, где в течение двух месяцев копает траншеи под линии телефонной связи. Акт второй: по возвращении бригады из "отпуска" ректор и партком Бонча учиняют над ней судилище по образцу средневековой инквизиции с целью подвести шабашников под уголовщину и посадить. Не буду пересказывать любопытные подробности - кому интересно, почитайте книжку "Дело Шестнадцати", изданную в Санкт-Петербурге в 2002 году. Дело Шестнадцати — это зеркало брежневского застоя, зеркало деградации Бонча в начале 80-х годов. В те годы Бонч слыл известным центром шабашнического движения, и я — один из Шестнадцати — горжусь своим вкладом в это движение. Дело в том, что крах коммунистического режима был в определенной степени подготовлен усилиями двух групп — диссидентов и шабашников. Диссиденты, открыто критикуя режим, подрывали его идейно-политическую основу. Шабашники, проявляя внешнюю лояльность режиму, вместе с тем подрывали его изнутри, демонстрируя своей сверхэффективной работой крайнюю неэффективность так называемого "развитого социализма". Это интуитивно чувствовали тогдашние руководители Бонча, но их попытка расправиться с бригадой шабашников провалилась — наступали новые времена. Моральное противостояние моих товарищей одуревшему от власти партийному режиму оставило ярчайший след в моих воспоминаниях о Бонче.
И, наконец, юбилейный тост...
Недавно делегация Бонча во главе с ректором Александром Александровичем Гоголем посетила США. На встрече в Нью-Йорке кто-то из бончевцев сказал, что сам факт приезда ректора в США по приглашению выпускников и бывших сотрудников университета показывает, какие огромные изменения произошли в России за последние годы. Хочу к этому добавить мое мнение — в России и в Бонче произошли как позитивные, так и негативные изменения, но производная больше нуля, чему я лично искренне рад. Пусть успешно реализуются все планы развития Бонча, о которых нам рассказывал Александр Александрович здесь в Америке.
Сердечно поздравляю Бонч с 75-летием и желаю всем моим многочисленным друзьям-бончевцам по обе стороны океана здоровья и счастья.
Когда-то мой друг и коллега по кафедре, замечательный человек Кирилл Николаевич Щелкунов придумал самый короткий в мире тост, и я хочу произнести его в этом Юбилейном для Бонча году: "Поднимем бокалы, содвинем их разом"... и воскликнем: "Бонч!"
